«Wind Of Change». Рассказ

«Девятка» летела по шоссе, заснеженные деревья в сумерках создавали иллюзию чёрно-белого кинофильма, из колонок тёк «Wind Of Change», по спине корябались мурашки от завораживающей баллады, с переднего сидения доносился лёгкий аромат женских духов, а фантазия уже дорисовывала запахи всего тела, разговаривать совсем не хотелось, но в то же время распирающие эмоции требовали выхода.

В машине ехало четверо: за рулём – взрослый мужчина приблизительно сорока лет, на пассажирском сидении – красивая девушка, а на задних – два солдата в парадной форме. Если внимательно рассмотреть водителя, то можно было подметить резкий, острый взгляд, не останавливающийся долго на предметах, а как будто постоянно отслеживающий ситуацию вокруг. Оттенки глубокого опыта, скорее даже череды испытаний, играли в морщинах, прищуре, мимике. Даже совсем не опытному человеку как-то сразу становилось ясно – человек опасный, хотя и щуплый, невысокий. Опытный же отметил бы своеобразные и довольно резкие движения, дёрганую речь, насыщенную жаргонизмами. Звали дядьку Колей.

Красотка рядом с ним выглядела шикарно. В те времена ещё не было понятия «модельная внешность», но её внешний вид мог бы его ввести в обиход. Изящная фигурка даже из-под пальто демонстрировало свою привлекательность, тонкие черты живого улыбчивого лица притягивали взгляд и вызывали фривольные мысли, особенно в закостенелом солдатском сознании. Девушка довольно много шутила, смеялась, во всём её поведении звучала радость от жизни. Было её 19 лет, звали Настя. Общалась она по большей части с одним из солдат, по имени Серёга.

Серёга и Настя были двойняшками, даже чем-то похожи внешне. Да что там «чем-то», они были похожи огромными глазами и длиннющими ресницами. Это именно тот случай, когда говорят, что ресницы «как у коровы», довольно редко они встречаются настолько длинные. Внешне Серёга был весьма смазливым парнишкой, на втором году службы он уже отрастил приличный чуб, который с удовольствием выпускал из-под шапки. Речь же выдавала в нём довольно ограниченного человека, простые обороты, плоские шутки и выражение пустой задумчивости на лице в моменты молчания. Его фамилия была Самоша, все звали его Самоня. По прибытию в войска после учебки он отличился тем, что провалялся в госпитале месяца четыре. Служба на первом году была трудна, госпиталь давал несравнимо больше радостей, посему Серёга членовредительствовал. То ли вводил какую-то заразу в ранку, то ли специально расковыривал, икру на ноге ему в итоге кромсали несколько раз, даже была опасность гангрены. Но всё пронесло, вернулся он в часть уже на второй год службы, фактически закосив всю сложность.

В быту Самоня отличался совершенной простотой, которая хуже воровства, врал, как думал, забывал, что соврал, когда припирали к стенке – хлопал своими телячьими ресницами. При этом особого вреда никому не доставлял, положиться на него никому в голову не приходило, жил да и жил. Было у него одно качество – прилично рисовал. Мог шариковой ручкой прямо картину изобразить пока сидит на политинформации. В армии это качество сильно востребовано у дембелей – нужно красиво оформлять дембельский альбом. Поэтому третьи полгода службы, пока сам не стал дедом, Самоня оформлял альбомы, для этого его частенько отмазывали от самой службы, что ему и было надо. Как раз к этому периоду относится повествование, события происходили 23 февраля, в День Советской Армии и Флота. Наступивший 1988-й пока не принёс сильных хлопот обоим солдатикам, был он дембельским, домой, правда, случится попасть только к самому концу, но даже такая радость теплила сердца приятелей.

Четвёртым в этой машине был я. С Самоней мы приятельствовали, в моем окружении до той поры творческих людей не попадалось, было интересно слушать о дизайне, о моде. Серёга собирался стать дизайнером одежды, рисовал всякие модели вещей. Меня всегда одежда притягивала, поэтому уши были благодарные.

Меломан уже увидел ошибку в тексте. Или не увидел? Никакого «Wind Of Change» в 1988 играть не могло, это альбом 1990-го года. Вот такой феномен памяти, у меня полное ощущение, что играла именно эта песня, прямо слышу этот посвист солиста в урчащей машине. Скорее всего, это были другие баллады «Скорпов», но вот так работает хорошо сделанная история – десятилетия интеграции в сознание «гимна времени» достигли результата.

В праздничный день в часть допускались гражданские, был своеобразный день открытых дверей. Вот к Самоне и приехала его сестра-двойняшка со своим другом, уголовником, отсидевшим больше десяти лет, «дядей» Колей. Весь его жаргон был мне знаком по простой причине, в родном Междуреченске на таком сленге разговаривали дворы.

В городе нашем была «химия», это такая форма отсидки осуждённых в СССР. После какого-то срока отсидки в зоне, если не было взысканий, то могли направить на работы в гражданский сектор. Это было не УДО, но совершенно другой режим содержания. «Химики» ходили в город, заводили себе дамочек, частенько встраивались в гражданскую жизнь. Бывало, конечно же, что залетали на пьянках и дебошах, после чего опять уходили в зону, но смышлёные сидельцы этого избегали. Кроме того, почти в каждом доме жил кто-то из отсидевших. Ввиду такого соседства блатной жаргон вполне вольготно растекался по  речи обычных жителей. Феномен влияния языка на жизнь людей, несомненно, требует изучения, хотя сомневаюсь, что кто-то будет заниматься такой ненужной проблемой. Между тем, существенная доля моих дворовых приятелей выбрала уркаганский или около уркаганский стиль жизни. И тем, кто сел, можно сказать, что повезло. Кого-то зарезали, кого-то застрелили, кому-то прорубили топором голову, кто-то просто исчез, выйдя в тапочках покурить. Этих случаев десятки. Актуальность вопроса нисколько не снизилась, судя по вестям из регионов, где движение АУЕ доставляет хлопот.

Но вернёмся к истории. Настя с дядей Колей зашли к нам в казарму, народа было много, Самоня нас познакомил, я сразу почти влюбился в его сестру, ходил, как пони, слюни пускал. Мне запомнилась оценка располаги дяди Коли. Он увидел оружейку с решётками, дневального на тумбочке, спрашивает – а что это там? Мы отвечаем – оружейка, там автоматы, пулемёты, гранатомёты. У него загорелся глаз, а может и оба, мол, ничего себе, что всего один охранник?! Напомню, начался 1988-й год, только подходили жуткие 90-е для всего народа, а такие люди, как дядя Коля уже понимали суть происходящего. Был он на деньгах, машина, красивая девушка рядом, проговорился, что «волына» дома, с собой опасно везти. А может быть рисовался, кто его знает. Самоня попросил взять меня с собой в увольнительную, дядя Коля представился моим дядей, выслушал от политрука нарекания на моё поведение, изрёк: «О! Да ты в отрицалове! Молодец!» и стал обращаться ко мне, а не к Самоне. Про поведение политруку было что сказать, к этому времени я уже дважды был разжалован из сержантов в рядовые, имел около 50 суток ареста и через несколько месяцев меня выперли из разведбата в пехоту. Наказали так наказали, в пехоте была почти гражданка.

Надо сказать, что Серёга не был знаком с Колей, сестра завела свой роман уже после его призыва в армию, поэтому никаких старых связей между ними не было. Когда мы вырвались за пределы части, то вопроса не стояло куда пойти – в ресторан само собой! И вот мы ехали по Киевскому шоссе на «девятке» цвета мокрый асфальт, слушали «Скорпионс» и было дико хорошо. По сути дела это был второй гражданский вечер за всё время службы. Призвался я в ноябре 1986 года, первый такой день выпал ещё в учебке. Удалось выскочить в увольнение с одним очень обстоятельным деревенским парнем с Урала, Игорем Шлыковым. Была зима, учебка в уральском городке Чебаркуль, мы получили увольнение с ночёвкой. Это фантастическая удача, больше ни разу за всю службу я такого увольнения не получал. Но Игорь уже так ходил, к нему до этого приезжали родители и он знал, что делать. Как-то нашли деревенский домик, то ли Игорь там уже останавливался, то ли случайно. Весь в снегу, но там были все такие, только тропочки к калитке, а снега по грудь вокруг. За рубль нас пустили переночевать и даже накормили с утра оладьями. Блаженство спать не на казённой кровати, на домашнем белье, с домашними запахами я помню до сих пор.

Тоже зима, тоже свобода, но не дом, а ресторан. Ресторан был похож на охотничий домик, довольно большой. Был ли я в ресторанах до этого раза? Не знаю, возможно, бывал. На дискотеках, в барах бывал точно. На обедах во время экскурсий. А вот чтобы сидеть вечером в полутёмном зале и наслаждаться тем, что тебя обслуживает официант, а ты в форме, а за окном заснеженный лес, а напротив симпатичная барышня… Сюрреализм в сознании дополнился парой рюмок водочки, которая на чистый организм легла гладенько, размазала сладенько. Цены в ресторане меня смутили, деньги какие-то с собой были, но их было жалко тратить вот так махом. Мне казалось, с чего это ради меня вдруг будут угощать? И так вывезли на машине, прокатили. Не понимал я тогда «форсу бандитского». Это конечно ирония, сейчас совершенно очевидно, что любой нормальный дядька в этой ситуации не позволил бы солдатикам платить за себя. Но заказал я скромно, хотя есть хотел сильно, обеда в части не ждали, уехали, а уже близился вечер. В итоге дядя Коля нас угостил, напоил не сильно, сказал, что «залёт не нужен» и мы поехали обратно в часть.

Но водка в голове играла ещё сильнее от того, что как-то я предусмотрительно договорился об одной встрече. Между прочим, Самоня за меня просил не просто так, а рассчитывая на этот мой план. Дело в том, что была у меня в городке зазноба. Опять же, случайно вырвавшись в увольнение сразу после переезда в часть в Наро-Фоминске, познакомился с молоденькой барышней. Как-то наладили мы связь, вот не вспомнить как. Письма, это понятно, была у неё ещё возможность прийти на маленькое КПП, которое охраняла наша часть и позвонить. Но вроде как был ещё какой-то канал связи, но не вспомню какой. Позже оказалось, девушка была дочерью прапорщика из другой части, мама её работала в солдатском кафе тоже на территории какого-то полка. Кантемировская дивизия огромная, территория в несколько квадратных километров. Мы с ней несколько раз встречались, в увольнение меня почти не пускали. В общем, было у меня назначено свидание на вечер, и я попросил её прийти с подружкой. Вот Самоня и воодушевился.

Подвезли нас к этому маленькому КПП, разгоряченные водочкой, музыкой и приятным общением мы пошли в маленький парк, на скамейке которого нас уже ждали. Для меня вечер закончился обнимашками и поцелуями, жалко, что морозец не позволил большего, а Самоня гулял кругами вокруг, не произвели его ресницы впечатления на барышню.

Позже ещё не раз, укладываясь спать в холодное солдатское ложе, вспоминал я мчащуюся «девятку», красавицу Настю и сильного дядю Колю. Настю значительно чаще. Больше я их обоих не видел.

С Самоней мы переписывались после армии, он даже приезжал со своего Брянска ко мне в Ленинград, и тогда стала очевидной пропасть между нашим миропониманием.