Манифест Богомолова наделал много шума, получил прессу, череду оценок и интерпретаций. К сожалению дискурса пока не наблюдается, я попробовал отполемизировать некоторые тезисы, то есть на том же языке, что и автор нюансировать то, что осталось либо не замеченным, либо не охваченным.
Мои комментарии — после *** и курсивом.
Заводной апельсин
Человек — прекрасное, но и опасное существо. Словно атомная энергия, он обладает и созидательной, и разрушительной силой.
Управление этой энергией, ограничение ее разрушительной силы и поощрение созидательной — высокая задача. Задача построения сложной цивилизации в опоре на сложного человека. Так развивался западный мир вплоть до новейших времен. Сдерживая религией, философией, искусством и образованием темные стороны человека, но и позволяя тьме через те же клапаны вырываться наружу, подобно пару из перегретого котла.
***Да нет же, наоборот, это тёмные силы подогревались общественными устоями и коммукативными надстройками общества, а прорывались как раз малая часть философов и художников. Тьма – это перманентное состояние Европы многие столетия и даже тысячелетия, начиная с Древних Греции и Рима. Думаем же мы об эпохе войн, рабства, разврата иначе лишь благодаря прорвавшимся поэтам. Потому как общественные отношения остаются в прошлом, а поэтика всегда забрасывает в будущее. К поэтам и поэтике я отношу философов тоже, для простоты изложения.
В XX веке атомная энергия, которой является человек, вышла из-под контроля. Человеческим Чернобылем стал нацизм. Шок и испуг Европы перед этим взрывом первобытного в человеке оказались слишком велики.
Освободившись от нацизма, Запад решил застраховаться от «атомной аварии», ликвидировав сложного человека.
***Кто освободился от нацизма, позвольте спросить? Европа? Вы в уме, господин режиссёр? Нацизм этнический и религиозный сейчас на таком уровне, что немецкий с завистью наблюдает. Форма изменилась, нет координации и единого руководства, но мощь нацизма настолько велика, что снесёт, при стечении обстоятельств, не только саму Европу (её как раз похоже, что не спасти), а весь мир.
Того сложного человека, которого Европа формировала долгие годы Христианства. Того человека, которого описывал Достоевский: одновременно высокого и низкого, ангела и дьявола, любящего и ненавидящего, верующего и сомневающегося, рефлексирующего и фанатичного. Европа испугалась в человеке зверя, не понимая, что звериное — это такая же природная и органическая часть человека, как и ангелическое. Не в силах интеллектуально и духовно преодолеть последствия нацизма, Европа решила кастрировать сложного человека. Кастрировать его темную природу, навсегда замуровать его бесов.
***Всё правильно, но только не последствия нацизма не удалось преодолеть, а сам нацизм. От того, что сложные умы описывали в своих фантазиях сложного человека, сложный человек если и вырастал, то в отдельных зонах и отдельных контекстах. И описание Достоевского – это не про сложного (сложномыслящего) человека, а про архетипический клубок противоречий, заложенных в каждом, абсолютно в каждом индивиде, называющего себя человеком. Ещё Ницше описывал подробно цепочку шагов по сооружению Морали, как сдерживающего фактора человека-зверя. Побочным проявлением Морали стало появление ресентимента, запрет на прямое чувствование и прямое действие. И сделано это было прежде всего христианством. Благие цели сопровождались противоположными убогими, о чём Достоевский и писал, в чём пытался разобраться. И решила пресловутая Европа кастрировать не тёмную природу сложного человека, а его стремление последовательно и независимо мыслить, вот этот шаг удался ей в полной мере.
В свое время Кубрик снял «Заводной апельсин» — картину об озверевших молодых ребятах, которые под воздействием наркотиков терроризируют Лондон, жестоко избивая и насилуя мирных обывателей. Когда главаря банды ловят, ему предлагают ради досрочного освобождения пройти экспериментальную терапию: закрепив веки так, чтобы они не закрывались, ему часами показывают сцены насилия под музыку любимого им Бетховена. В результате юноша не просто избавляется от агрессии — его тошнит от музыки, он не может видеть голую женщину, секс вызывает у него отвращение. А в ответ на удар он лижет ботинок ударившего.
Современный Запад — такой вот преступник, прошедший химическую кастрацию и лоботомию. Отсюда эта застывшая на лице западного человека фальшивая улыбка доброжелательности и всеприятия. Это не улыбка Культуры. Это улыбка вырождения.
***Вывод верный, а удалось это благодаря, в том числе, глубоким корням преступной части личности современного европейца.
Новый этический рейх
Запад декларирует себя как общество, «заточенное» на реализацию личностных свобод. На самом деле сегодня Запад ведет борьбу с человеком как со сложной и трудноуправляемой энергией. В этой борьбе функции суда, преследования и изоляции не ликвидированы, а делегированы от государства обществу. Государство в лице полиции и силовиков «очеловечилось» и «гуманизировалось», но условно прогрессивное общество приняло на себя роль новых штурмовиков, с помощью которых то же государство сверхэффективно борется с инакомыслием.
Современный западный мир оформляется в Новый этический рейх со своей идеологией — «новой этикой». Национал-социализм в прошлом. Перед нами этический социализм. Квир-социализм. Siemens, Boss и Volkswagen превратились в Google, Apple и Facebook, а «нацики» сменились столь же агрессивным и так же жаждущим тотального переформатирования мира микстом квир-активистов, фем-фанатиков и экопсихопатов.
***Государство отражает состояние общества, управление в государстве копирует и лишь немного обостряет механизмы взаимодействия между членами общества. Поэтому сейчас государству ничего делать не нужно, упомянутые выше тёмные силы человеческого животного с радостью бросились рвать своих ближних ровно с таким же азартом, с каким сильные государства разносит слабые. Государство (весьма условно, в данном контексте, скорее отдельные деятели в государствах) нашло способ управления подданными и расправы с противниками посредством обычных граждан, упаковала идеи в смыслопакет, нарекла звучным именем, не несущим никакого смысла («новая этика») и запустило, словно вирус, в плодородные земли страха и злобы общества. Члены обществ с радостью и воодушевлением стали крушить себе подобных, то есть делать то, что всегда хотели, но государство им не позволяло.
Традиционные тоталитарные режимы подавляли свободу мысли. Новый нетрадиционный тоталитаризм пошел дальше и хочет контролировать эмоции. Ограничение свободы эмоции отдельного человека — это революционная концепция Нового этического рейха.
Чувства и мысль всегда были приватной зоной человека. Он не имел права распускать руки, но сердце и мозг его были вольны. Таков был негласный общественный договор европейской цивилизации, понимавшей человека как сосуд эмоций и идей, где ненависть — иная сторона любви — пусть сложная и опасная, но необходимая и важная часть человеческой личности.
В нацистском обществе человека стали натаскивать как собаку на ненависть к иному.
В Новом этическом рейхе человека натаскивают на любовь и лишают права свободно ненавидеть.
Ты больше не можешь сказать «я не люблю», «мне не нравится», «я боюсь». Ты должен соотнести свои эмоции с общественным мнением и общественными ценностями.
А общественные ценности стали новой Стеной Плача, куда каждый несчастный, обиженный или просто непорядочный индивид может не только принести записку, но и потребовать от нового Бога — Прогрессивного Общества — внесения своей обиды, драмы, страха или болезни в список нового этического Юнеско, придания ей общественно значимого статуса, выделения под нее бюджета и создания специальной квоты во всех сферах общественной жизни. А каждый, кто скажет, что обида не стоит выеденного яйца, болезнь излечима, а личная драма — вопрос интимный, станет жертвой мощной репрессивной машины — того самого общественного мнения.
***Как-то совсем не последовательно развивается мысль у автора. Нельзя думать и чувствовать или нельзя высказывать свои мысли и чувства? В тоталитарных режимах никто не запрещал думать, во многих даже можно было говорить, нельзя было манифестировать свои мысли в публичном пространстве. Наказывалось действие. Ровно, как и сейчас. НИЧЕГО не изменилось. В каком это современном обществе, назови его хоть «свободой домашних тапочек», натаскивают на любовь? Призывы любить педофилов (пока ещё только понять и найти им место) никак не есть призывы к любви, это есть призывы к оправданию «невинно осуждаемого». Если уж угодно именовать насаждаемую систему взаимоотношений «новой этикой» или «новым этическим рейхом», то довольно просто увидеть, что все пропагандируемые связи основываются на переориентации и навязыванию чувства вины, что является редукцией ницшеанских «моральных чувств».
Все против одного
Идеальным инструментом этой новой репрессивной машины стали социальные сети. Ее условными сотрудниками — все «добропорядочные» и «сетево» активные граждане. Они не носят форму, у них нет дубинок и шокеров, но у них есть гаджеты, обывательская жажда власти и потаенная страсть к насилию, а также стадный инстинкт. У них нет юридических прав, но они берут себе моральное право. А в свете последних событий в США очевидно, что они не просто самоорганизующаяся сетевая толпа — они поддержаны властью, новым Министерством Правды в лице хозяев интернет-гигантов.
Сети дали этим новым насильникам анонимность, бесконтактность и — как следствие — безнаказанность. Виртуальная толпа, виртуальное линчевание, виртуальная травля, виртуальное насилие и реальная психическая и общественная изоляция тех, кто идет не в строю. Они — эти сетевые стукачи и вертухаи — умело играют на вечном страхе человека остаться одному против всех.
В нацистском государстве художник мог лишиться работы и жизни из-за своего «дегенеративного» искусства. В «прекрасном» западном государстве будущего художник может лишиться работы, поскольку поддерживает не ту систему ценностей. Впрочем, уже не только художник, фигура влияния. Ситуация развивается стремительно, и сегодня любой скромный научный сотрудник какого-нибудь заштатного американского института или просто мирный и вполне себе успешный студент может быть изгнан из стен заведения за «не то» мнение о текущей политической или общественной жизни. А так как осуществляет эти репрессивные меры общество, а не государство, репрессии именуются акцией общественной солидарности, освящаются праведным гневом «свободных» и «прогрессивных» людей, требующих от несогласных присесть на колено и в этом случае готовых милостиво даровать им право работать и творить. Так человека подводят к самокастрации как единственному способу выжить в этом новом оруэлловском государстве.
***Незаметно, но логично от Европы перекатились к Америке, что вполне понятно, Европа давно не является субъектом. Брюссельские куклы Самого Большого Кукольного Театра Мира вполне презентабельны, они даже могут изредка ввернуть что-то из Фуко (правда никто не вспомнит Гигериха и Бадью); именно они создали атмосферу угодничества, соглашательства, они растворили онтологию наций в болоте мультикультурализма, и произошло это совсем не недавно, а несколько десятилетий назад. Государственные образования, вместе с церковью сдерживавшие своих подданных от чрезмерных эмоциональных припрыжек, создали поляну серостей, на которой танцуют обиженные и требующие. Не проходящий тоталитаризм пришёл к естественному финалу. От доминирования «демократических» ценностей, к доминированию «общественных» ценностей, от размытого к предельно размытому, от контроля государства к контроли человеческих животных.
Сексуальная контрреволюция
Новый рейх объявил войну смерти. Войну человеческому естеству, в котором увядание и смерть — часть непостижимого божественного замысла. Погоня за вечной молодостью стала внутренней идефикс нового западного социума. И очевидна причина: смерть непредсказуема и божественна. А квир-социалисты, как и национал-социалисты, как и коммунисты, не признают над собой иной власти, кроме власти своей Идеи. Идея и Рацио — их Бог. Или они сами Боги и рассматривают человека не как тайну, а как объект эксперимента, мясо. Война со смертью есть война с тайной бытия. Бессмысленная и глупая война с вечностью.
Но там, где идет война против смерти как божественной данности, как мистического итога, неизбежна и война против жизни. Ибо жизнь так же непредсказуема, как и смерть. Так же непостижима. А значит, неконтролируема и опасна.
Европа быстро прошла путь от сексуальной революции, ставшей новым европейским постнацистским ренессансом, до тотальной борьбы с энергией секса — самой витальной, эмоциональной и неподконтрольной части человеческого бытия.
Ибо секс — это свобода. Секс — это опасность. Секс — это звериное в человеке. Но что важнее всего, секс — это зарождение Жизни.
Христианство придавало сексуальному акту сакральность. Божественность и красоту. Эротика была предметом искусства. Желание — проявлением вдохновения. Секс — священным наслаждением Любви. Рождение — чудом.
Новый рейх считает секс производством, а половые органы инструментом. И в соответствии с заветами социалистов прошлого и в рамках нового квир-социализма обобществляет инструменты производства и перераспределяет их, а само производство оптимизирует и ставит под государственно-социальный контроль, делая половую принадлежность нерелевантной.
***Вот за этот, пусть даже и скрытый смысл – большое спасибо Богомолову. Если перевести с русского на русский, то говорится о том, что гомосексуализм и разные прочие квир-деривативы – это тупик жизни, первый и последний шаг на пути общества. За квиром приходит кирдык и выйти на последней остановке не получится.
От себя добавлю, что разрешение квирам покупать детей у бедняков – самый настоящий нацизм, ровно это делали немецкие фашисты во время Великой Отечественной Войны – вывозили из СССР антропологически подходящих детей для усыновления членами партии НСНРП, которые не могли иметь своих.
Тезис «секс – это свобода» достоин отдельной полемики, но к сути манифеста он имеет отдаленное отношение. Просто можно попробовать задать вопрос – «всегда ли секс – это свобода?»
Сгоревший Нотр-Дам в Париже не знак падения христианской Европы под напором мусульманской. Но странный и мистический знак войны Нового рейха со священной тайной жизни и смерти, явленной в Кресте.
Границы и новая расовая теория
Трансграничность общества, глобализация — это часть создания новой тоталитарной империи. В старые времена диссидент имел возможность покинуть свое общество и обрести новое. Границы страховали свободу личности: многообразие этических и ценностных систем создавало возможность для человека найти свою — или максимально его принимающую, или просто не мешающую жить — среду обитания и реализации.
Новая этическая империя жаждет экспансии и унификации обществ. Так создается новая глобальная деревня, где несогласному не скрыться от блюстителей этической чистоты.
Этическая чистота пришла на смену расовой чистоте. И сегодня на Западе исследуется под микроскопом не форма носа и национальная принадлежность, но этическое прошлое каждого успешного индивида:
нет ли там, в глубине десятилетий, какого-нибудь хоть небольшого, но харассмента, абьюза или просто высказывания, не соответствующего новой системе ценностей. И если есть — падай на колени и кайся.
Европа, которую они потеряли
Революция изолировала Россию от Запада почти на столетие. Освободившись от большевизма, Россия в 90-е годы прошлого века устремилась в Европу. Россия искала приятия, пыталась учиться, мечтала вернуть себе статус европейской страны. И вернуть себе европейские ценности. Ценности прекрасной довоенной Европы. Европы, которая не боялась сложного человека во всем его многообразии. Уважала его свободу любить и ненавидеть. Европы, которая понимала, что природа создавала человека именно как сложное, противоречивое и драматичное существо, и не считала себя вправе вмешиваться в высший замысел. Европы, для которой главной ценностью человека была его индивидуальность, выраженная не в том, как человек занимается сексом, а в том, как мыслит и творит. А самое творчество заключалось в создании картин, музыки, текстов, а не в перекроении собственного тела и придумывании новых гендерных определений.
Такую Европу искала Россия сквозь 90-е. Такой сама мечтала стать.
Нужно ли сегодня пытаться найти союзников там, где их нет?
Европа — покинутый и оставленный на разграбление вишневый сад. Фирсы прячутся от толп мигрантов, Раневские донюхивают кокаин на остатки здоровья, Петя Трофимов пишет еврозаконы, Аня осознала себя квир-персоной, а доживающие маразмеющие Гаевы, что старик Байден, шамкают дежурные слова о добре и справедливости.
Современная Россия безусловно далека от той Европы, к которой стремилась. Но она, очевидно, не хочет и в новый европейский паноптикум.
Наши прогрессисты и западники настаивают: Россия была и есть страна вертухаев и рабов. Это во многом так. Но правда и то, что долгие годы жизни в условиях несвободы, въевшиеся в генетическую память лагерный страх, стукачество, а также молчание и насилие как способы выживания и способы защиты народа от власти и власти от народа — все это требует не революций, а терпения и терапии. Драма Ланцелота в том, что на самом деле он не любил ни Эльзу, ни тех, кого пытался спасти.
***Где-то же русофобство должно было проявится, ведь какой-то жест либеральным нацистам нужно было бы доставить. Особенность российского культурного кода всегда была в том, что наши пространства позволяли выбрать нужду и свободу как оппозицию рабству и принадлежности. Сибирь была освоена не рабами, а свободными людьми. Вертухаи и рабы – суть есть члены европейского общества, как калькой перенесенные на американский континент. Продажа в рабство своих соседей (читаем Стейнбека), раздольная жизнь за счет колоний, стукачество в каждой сфере жизни (вспоминаем инквизицию, охоту на ведьм, варфоломеевскую ночь) – может быть нужно кроме «Вишневого сада» что-то ещё читать?
Мне отвратительны дух насилия и атмосфера страха. Но это не означает, что я приму превращение страны вертухаев и рабов в страну, где стучат не от страха, а от сердца, травят не от дремучести, а от просвещенности, где разноцветные (включая белый) Швондеры от BLM входят в дома и требуют профессуру присесть на колено, поделиться жилплощадью и сдать деньги на помощь оголодавшим Флойдам.
Россия прошла все это в 17-м. И феминитивы, и прочие надругательства над языком, и попытку освободиться от половой или культурной принадлежности, и собрания с обсуждениями морального облика, и массовые требования трудящихся, и даже детей, предающих своих родителей, — так случилось недавно в США, когда девочка-демократка сдала своих родителей-трампистов полиции*, узнав, что они участвовали в протестах и штурме Капитолия. Все это было. И как удивительно видеть западный мир, словно впервые грезящий сладкими снами Веры Павловны, и как странно наблюдать горящие глаза и наивные речи новых русских разночинцев, ведущих моральный террор против несогласных не хуже уличного ОМОНа.
А несогласных много, и это вовсе не «дремучие» ортодоксы. Это современные, веселые и свободные люди, образованные и успешные, открытые новому, любящие жизнь во всем ее многообразии. Русские, европейцы, американцы, втайне мечтающие о том, чтобы прошли эти странные и темные времена. Они боятся подать голос. Боятся стать объектами сетевой травли в России. Подвергнуться моральному террору, потерять работу и финансирование на Западе.
Им как воздух необходима поддержка. Необходимо, чтобы их чувства и мысли были оформлены в слово, а слово было поддержано волей и организацией. А значит, пора ясно и внятно сформулировать новую правую идеологию, идеологию вне радикальной ортодоксальности, но строго и непримиримо отстаивающую ценности сложного мира в опоре на сложного человека.
Русские разночинцы говорят нам: Россия в хвосте прогресса.
Нет.
Благодаря стечению обстоятельств мы оказались в хвосте безумного поезда, несущегося в босховский ад, где нас встретят мультикультурные гендерно-нейтральные черти.
Надо просто отцепить этот вагон, перекреститься и начать строить свой мир. Заново строить нашу старую добрую Европу. Европу, о которой мы мечтали. Европу, которую они потеряли. Европу здорового человека.
***Нет, товарищ, не то есть стечение обстоятельств, что мы оказались в хвосте поезда, а то, что мы прицепились к этому чумному составу. То, что в результате сбоя общественной фильтрации, во главе государства оказались не сложные люди, которых во времена СССР было полно, не Щедровицкий и Зиновьев, например, а недоразвитые человеческие животные, зараженные бациллой иллюзорной цели – демократического либерализма, который ничего кроме меньшиковской деревни из себя не представлял. По прошествии более чем ста лет можно сделать вывод, что мироустройство, предложенное в 1917 – одно из самых справедливых во всей истории человечества, реализация идеи – значительно хуже, но полностью вписывается в рамки человеческой направленности на страх и ненависть, то есть на эмоциональное страдание, вместо концентрации на повышении собственной сложности через мышление и получение эстетического наслаждения от созданной умом картины мира. Это и есть сложность человека, это и есть путь к любви, это и есть этика – познание себя, а значит и изменение себя – единственная цель думающего человека.
Думающий человек – не боится, хотя в поддержке нуждается, несомненно. И конечно масса съест любого, но при одном условии – к массе должны присоединиться государство и управленцы разных уровней. С управленцами достаточно быстро справимся, появятся компании, которые выдержат пресс масс и лидеры, которые будут держаться своего курса. Проституция западного мира (растаптывают людей банально за деньги, за снижение потенциальной монетизации компании, товаров, услуг) пока не сильно на нас влияет в переносном смысле, опасность в том, что проституты всех мастей засели во власти и они – самая большая опасность для России. Европа в своем голубом вагоне укатится, мы вот стоим на полустаночке – то ли построим город-сад, то ли замерзнем в потеплении, то ли помчимся на дрезине вслед составу, уходящему в ад не Босха, но глупости и невежества.
Последние комментарии