5 ноября – день разведчика, с праздником!
Когда мне пришлось служить в Советской Армии, это были 1986-88 года, то мы с сослуживцами часто говорили – сейчас мы бы войну не выиграли. То, что творилось тогда в армии, удручало, но дальше стало ещё хуже. При этом, надо учитывать, что разведка – это совсем не последние войска, в стройбате была полная жесть, я лично понял это в сравнении, когда меня перевели/выгнали после стодневки в пехоту. Для незнающих: стодневка – сто дней до приказа, считается очень важным днём, радостным. Как-то вычислялся день приказа в последних числах сентября, сейчас уже не помню, соответственно в конце июня было сто дней до приказа.
Выперли меня либо в совсем последние дни июня 1988-го, либо чуть не первого июля, сейчас уже не помню, может в военнике есть дата перевода на новую должность. К тому времени я уже был рядовым, мне несколько раз срезали сержантские лычки, которые получил после учебки в Чебаркуле. Чебаркуль – место дислокации очень большого количества войск, это учебная дивизия по большей части была, но были там и регулярные части, не учебные. Наш разведбат был совсем свежий, только отстроенные казармы, ещё служили сержанты, которые эти казармы возводили. Служил я в третьей роте, которая считалась десантной, но мы не прыгали. Потом уже, в разведбате Кантемировской дивизии третья рота прыгала довольно много, но там я был в первой, это обычная разведрота, был на должности командира отделения/командира БРМ, потом замкомвзода. Даже будучи разжалованным, с должности мне не убирали. Причина проста, учили нас в Чебаркуле очень прилично, много именно спецзнаний по разведке. Гоняли как коз, все эти марш-броски, постоянные полигоны. Зимой на Урале бывало и ниже минус 40, а мы на стрельбище, такое удовольствие. Из роты в 106 человек не обморозилось двое – парень с Урала и я. Остальных хоть немного, но прихватило. Очень часто обмораживали щёки (ходили с чёрными пятнами, сразу видно) и пальцы на ногах.
Особенно страдали парни из Украины, там повальное обморожение, причём ужасное, с синими ногами. С Украины были все офицеры – Шадура, Деобальд, Осадчий. Дело в том, что в СССР разведчиков-офицеров выпускало только общевойсковое училище в Киеве. Поэтому их было у нас с горкой. Но в Кантемировскской офицеры были в основном из пехоты, ничего не знали по разведке, я делал занятия и для них тоже, как для солдат, потому что и учебок разведки было мало.
Вот эти рассказы про покраску травы, про мытьё плаца со щетками – это всё я видел своими глазами, правда, не делал. Что делал и за что один раз резали лычки? Приехал какой-то генерал и в автопарке вдруг увидел страшное! «Почему у вас газон выше бордюра? По Уставу он должен быть на 2-3 см ниже бордюра!» И весь батальон занимался важнейшей работой – снимал газон, вынимал землю, укладывал газон обратно. Причём, сначала была команда снимать весь газон, а там метра по четыре вдоль боксов, работы на неделю. Я высказался про идиотизм, дебилизм и прочую придурковатость и послал в далёкое будущее такую работу. Тут же собрали комитет комсомола и вынесли на повестку исключение меня из этой почётной организации. Да, наврал, я уже был без лычек, поэтому пошли по другому пути, точно! В моменте я сообразил, что мне это может выйти серьёзным боком, всё-таки исключение из комсомола – это сильно страшно. Сейчас не знаю уж почему. Куда-то сослать меня хотели, так я был только рад сбежать с этой Кантемировки. В общем, быстро сообразив и почувствовав опасность, я выдал: «Вы что? Я в партию собрался вступать, как же можно меня из комсомола?! Я же свой, комсомольский, просто за справедливость! Вот смотрите, что я предлагаю…» А идея была в том, что нужно снять сантиметров 60 газона, причём просто отложив на тачку куски на пару минут, вынуть буквально лопату земли и тут же уложить обратно. Эти пять сантиметров перепада высоты если и можно было увидеть, то прямо в упор, а с расстояния в пять метров вообще идеально. Тем более, проверять никто не будет (так и вышло), это же просто кто-то косяк запорол, а мы отдуваемся. Сделали важный стратегический рывок с газоном за вечер.
Кстати, на ближайшие учения, в время Т, половина техники в боксах не завелась, но это обычная история. На учения мы ездили очень часто, войсковые, фронтовые, дивизионные, батальонные. Под Нижним Новгородом (тогда – Горький) есть город Дзержинск, в него мы из-под Москвы приезжали, а наш батальон стоял рядом со станцией Мулино. Мулино – станция в военных кругах известная, там располагался дисциплинарный батальон. Что это? Это когда за преступление, совершенное во время службы, можно было не в тюрьму отправлять, а в дисбат, за не тяжкие преступления, со сроком до трёх лет (кажется). Фокус в том, что после отбытия в дисбате надо было дослуживать срочную службу.
Вот под этим Мулино мы чего-то в лесу ковыряемся, располагу строим, и приходит начразведки Кантемировской дивизии подполковник Сабадаш. Тоже хохол, стал начразведки буквально за месяц до моего прихода в дивизию, до этого был командиром разведбата. Мужик мерзкий, но продуман редкостный, он меня в итоге от дисбата и спас, хотя стращал постоянно. Приходит он и видит где-то на сосне, метров 15 высотой привязана табличка, что-то про ДМБ. Он мне приказывает – лезь, снимай. Я думаю – какого хрена, что за прихоть, говорю – не полезу, высоты боюсь. Но он лычки мне и срезал. Это было на фронтовых учениях, зимой 1987, а там же, но через полгода, я чуть серьёзно не попал.
Был у меня приятель, одного призыва. Казался нормальным парнем, а оказался крысой – крал у своих. Спёр знаки на дембель (гвардия, прыжки, ещё какие-то) у дембеля, его поймали случайно, но не сильно опубличили, всё-таки это позор подразделению. А у меня он спёр деньги. Причём, скотина такая, он знал мою хитрую нычку в хэбешке и пока я буквально на несколько минут ушёл умыться, он вытащил. Я его вычислил, он сознался сначала, сказал, что отдаст, что типа кому-то должен был, а потом начал съезжать, типа это не я и т.д. Ну вот на учениях мы с приятелем вывели его на разговор и я ему пару раз дал по башне и товарищ разок добавил. Казалось бы, мелочь, чего там, а вышло – двойной перелом со смещением и сотрясение мозга. Он в больничку, нас к следователю, дело на три года тянет легко. Но вышел случай.
Буквально за три дня до этого, на тех же учениях, в десантной роте ЧП, черпак пнул молодого, попал в яйцо, а оно распухло и стало размером до колена. Того в госпиталь, черпака под стражу. Сабадаш этот в ярости – года не пробыл начальником разведки, а тут два ЧП с неуставными отношениями. А первое – ещё и с дедовщиной. Это серьёзная история. На мою удачу, в строю на разводе в шесть утра я краем уха услышал разговор начмеда с командиром роты, тот сказал, что у крысы сломана челюсть. Быстро беру в охапку товарища, увожу в сторону и даю ему расклад – может выйти нам плохо, надо говорить так и так, упираться и не отступать, а то на групповое избиение ещё залетим. Успел вовремя, после завтрака нас развели по кунгам (командирская машина с печкой, зима же была, мы жили в палатках с печками) на допросы. Ну и начались все эти фокусы – он на тебя дал показания и т.д. Но мы упёрлись, нет, он первый ударил, я лишь защищался, а товарищ помог, а вообще не бил его.
Нас грузят и в госпиталь к нему. А он уже в шине сидит, кое-как говорит. Типа очная ставка. Он на нас, мы на него, Сабадаш свирепеет, но что сделаешь? Через какое-то время он нас выводит и говорит: «Ладно, я замну это дело, но вы мне скажете, как было на самом деле, слово офицера».
Потом уже, на суде над этим десантником, меня посадили в первый ряд и Сабадаш орал – ты вот там должен сидеть! Типа, на скамье подсудимых. Я делал грустное лицо и страдал, но он мне, похоже, не сильно верил. Поэтому уже потом, когда командир роты подал рапорт о переводе меня в пехоту, тот быстро согласовал, хотя по знаниям равных мне не было.
Вообще я был залётчик, часто попадался на всяких мелочах. Маскировался плохо, зато отмазывался виртуозно. Можно книгу написать про армейские приключения, но одно на тот момент мне было ясно точно, в армии происходит неладное. Показуха и фасады вместо реальной боевой подготовки, кумовство и лизоблюдство вместо выделения лучших и т.д. Именно воспоминания о той поре дали полное понимание того, что говорил Пригожин. Сейчас я не собираюсь обсуждать его личность, его поведение, об этом в Питере многие знают. Но почти все слова, которые он говорил в адрес МО, видятся верными.
Чтобы не выглядело моё описание армии как полностью негативное, отмечу, что как раз в Кантемировской дивизии мы жили в комфорте неимоверном. Никаких двухярусных кроватей, как, например, в учёбке, где я разрубил себе ногу, слезая со второго яруса. Горячая вода в казармах. Я придумал незатейливую конструкцию из шланга, получился душ, и почти каждый день у нас была возможность принимать душ прямо в казармах. Солдатские кафе, называемые «чипками», это вообще отдельная песня, причём в прямом смысле. Слушали все новинки музыки там, рок, например группа «Чёрный кофе» именно там открылась мне. В этих кафе я распробовал все виды тортов, которые делались в СССР, пирожных и на гражданке таких не ел. Мне ещё немного подфартило в одном вопросе, поэтому чипки были постоянным местом пребывания и вышел я на дембель с хорошим лишним весом.
Дело в том, что курение от меня всегда было далеко. Конечно, я пробовал в детстве, как вся детвора со двора, но как-то не понравилось сначала, а потом выстроилась такая конструкция: весь класс курил, моё желание быть не как все взяло верх над желанием быть в стае. Довольно быстро это стало своеобразной фишкой, отличительным нюансом. Да и спортом занимался, как-то не с руки было. В армии почти все курящие пытались бросить курить. Основным методом был спор: «я сказал, что брошу курить, если не брошу – отвечу (проставлюсь в чипке)!» С кем спорить? Можно с любым, но если человек курит сам, то он будет обещавшего склонять, подкалывать, желая выиграть спор. А я не курящий, тем более спорил в одну сторону, то есть если человек бросал – то молодец, а если нет, то вёл меня в чипок. Аргумент простой: если хочешь, могу я забиться, что не буду курить, то тогда, если закурю, то я тебя поведу. А так как понятно было, что я не закурю, то со мной никто и не пытался спорить. Более того, я пытался людям помогать, отвлекать от мыслей про курево. В итоге было всё справедливо и люди честно водили меня в кафе. Не бросил за два года ни один человек, к слову сказать. Вообще не понимаю, что в этом сложного.
Так что грешить на условия службы мне совсем не с руки. Но вот то, как строились отношения внутри коллективов, какие задачи ставились, какими делами занимались – это всё конечно грустно. Вроде и что-то делали по военному искусству, например в пехоте я настрелялся так, что до сих пор не тянет. Стрельбы до обеда, потом после обеда, потом ночные. Изгалялись уже сами, типа как выполнить на отлично УКС за 11 патронов. Там идея такая, УКС (упражнение контрольных стрельб) состояло из трёх рубежей. Первый – пулемётный расчёт, две мишени, стрелять лёжа, кажется 250 метров. Второй – атака, бросок гранаты (почти всегда – имитация, пару раз настоящую гранату кидали) и стрельба с ходу (на шаге, останавливаться нельзя) по фигуре гранатометчика. Третий – стрельба лёжа по двум двигающимся мишеням, причём расстояние было уже каким-то совсем большим, надо было даже делать поправку на движение. И постоянные поправки прицела на расстояние. Стрелять одиночными запрещено, переключатель автомата всегда стоял на очереди. Очередь – минимум два патрона, но это нужно навык иметь по два патрона выпускать. То есть пять очередей – 10 патронов минимум. Вот ребята в 11 укладывались. Я тут не лучший был, в 13 или 14 только мог. Но у меня и зрение не единица.
Самое весёлое было стрелять ночью трассерами, красиво! Стреляли из гранатомёта, из БРМ, БМП. Тогда пришли в войска БМП-2, вот мощь была! Так как я был и рядовым, а потом опять сержантом, то стрелял и как пулемётчик, и как наводчик оператор, как командир БМП тоже стрелял. В общем, у меня оружие после армии никакого интереса не вызывает. Как-то поехал на стрельбище пострелять в спортивном режиме. Да, там интересно, но как-то всё комично, расстояния маленькие, уже какие-то электронные спуски стоят, задача же – стрелять точно и на время. Не пробудился интерес. Охота вообще для меня зашквар, убивать животных ради забавы, не понимаю радости.
Как я понимаю, на СВО как раз разведчики и понесли самые тяжёлые боевые потери, они всегда на передке, в зоне смерти. Сейчас, как вижу, средства войны прямо кардинально изменились, там реальный кошмар, как в стеклянной комнате, всегда под оком коптера. И как раз то, о чём я пишу, а именно ограниченность высшего руководства, стало причиной таких потерь наших ребят в этой войне. Другое дело, что на кого менять генералитет вообще непонятно сейчас, они же все в одних академиях учились, а там совесть не преподают, откуда она возьмётся? Именно совести у генералитета в недостатке, полагаю, как и у политиков. Но политики-подонки не так явно приводят к смерти, хотя, судя по Израилю, понимаешь, что может быть и иначе.
В общем, армию я помню, чту, она меня сделала, без сомнения. Но точно ли за это стоило отдавать два года – не уверен.
С праздником, разведчики!
Последние комментарии