ВЛАДЕЛЕЦ МАГАЗИНА СО СЛОЖНОПРОИЗНОСИМЫМ НАЗВАНИЕМ ПОГОВОРИЛ С INTERVIEW ОБ ЭНЕРГЕТИКЕ НИКИТСКОГО БУЛЬВАРА И БУДУЩЕМ РОССИЙСКОЙ МОДЫ.

 

Вы знаете, что раньше было на месте вашего магазина на Никитском бульваре?

Zing.

Да, а до Zing’a «Жан-Жак». В общем, там как-то все не приживалось. Как человеку, который давно следит за этим местом, мне было это удивительно. UK Style тоже, по-моему, переживал не самые простые времена.

Да, место своеобразное.

Что вы про это думаете?

Мне наоборот нравится. Энергетика там хорошая. Одна из лучших в Москве.

А как вы туда попали?

Узнал я, что Zing завершает работу, и все. А потом мы почти год ремонтировались. Мы сразу пришли на место Zing’a, просто долго пробивали разрешение на окна. Там же были маленькие окна, а это для магазина одна из самых важных составляющих. Потом все, что в магазине, было вручную сделано. Ничего не было куплено.

Я была в вашем магазине много раз. Для меня и моих друзей это даже не магазин, а такое место, куда можно приходить время проводить.

Да. К нам люди просто так заходят. Поболтать.

У меня сложилось такое впечатление, что у вас там как бы почти секта, вы уж простите. Вы все вроде как едины в мыслях.

Ну да, конечно. Мы всех подбирали. У нас либо музыканты, либо люди, которые…

Музыканты? Продавцы в смысле?

Ну да. Правда, слово «продавцы» у нас исключено. Мы называем всех «ребята», «наши ребята», при личном общении — «брат». Ведь все мы дружим. Потому что у нас человеческие отношения в коллективе. Никто не уходил сам, фактически никогда. Для меня команда очень важна. Нет коллектива — нет идеи.

А есть много хороших мест в Москве, у которых с ритейлом какая-то проблема.

Потому что люди такие. Мы-то производители. Все, что мы делаем, мы делаем в Москве. Вот сейчас обувь запустили. Скоро у нас появится коллекция сумок. Мы начали с того, что продавали чужую обувь.

Зачем свою? Говорят, что чужая обувь была выше всяких похвал.

Да потому что я лучше сделаю. То есть я беру только самые лучшие материалы и с ними работаю. Это важно, потому что большие корпорации все равно будут экономить. Я просто разобрал обувь Moma — мы ее продавали до этого. Они используют немного картона и стандартные заготовки. У нас все будет вручную прошито, кожаная подошва, гвозди. Все это увеличивает срок службы.

 

 

Lookbook SS 2013

 

А сколько у вас человек в коллективе?

Есть лаборатория, она небольшая, 25 человек. Плюс ребята.

Практически семья. Как остаться семьей и заработать денег?

Так бывает в семьях — приходит инвестор и начинает портить картину. Изначально хорошее дело загублено инвесторами, которые реально приходят со своими правилами и рушат бизнес.

У вас есть такой инвестор, который рушит бизнес?

Сейчас нет. Но все равно перед выбором когда-то придется встать. У нас уже появляются заказы из Японии, Англии, Европы, Америки, Канады и так далее. Чтобы для них всех произвести, нужны деньги. У нас есть один магазин, большой коллектив и хорошие продажи. Поэтому первые три года мы хотим прожить без инвестиций. Мне самому не надо много денег, у меня другая стихия. Мне важно, чтобы мы существовали, чтобы это радовало. А чтобы мы существовали, нужно какое-то количество магазинов. Хотя бы один магазин в Питере. В принципе, меня бы устроило по одному магазину в городе. Единственное, что у нас одежда только для Питера и Москвы, другим городам это неинтересно. А помимо всего этого, у меня есть еще музыка. Это еще с детства, когда я выступал.

Где выступали?

Я и пел, и танцевал, а потом уже играть начал, аранжировки делал в 1990-е. С детства возился с микрофонами, проводами, колонками. Мы, еще когда были совсем маленькими, в третьем классе, включали большие концертные колонки на сцене и слушали любимые записи. Сначала был хор в детском саду, потом детский эстрадный коллектив «А+Б». По праздникам мы ездили записываться на Шаболовку и в Останкино. Тогда ведь было два телеканала: Первый и Второй.

Про название вашей марки кое-что уже известно. Вы с братом выступали в рок-группе Grunge John Orchestra. Слово «еxplosion» добавилось потом и тоже пришло из музыки. А зачем все-таки оно такое сложное?

Нет, оно простое на самом деле. «Grunge John» — это как бы погонялово, образно говоря. Orchestra — это коллектив.

Вам правда никто никогда не говорил: «Слушай, ну это вообще никто не запомнит, надо как-то покороче»?

Нет, я знаю об этом. Коротко нас Grunge John называют обычно. Есть же, например, Godspeed You! Black Emperor. Смысл в том, что нужно было передать настроение, вот я и добавил «explosion». Просто это придумывалось быстро, придумалось и придумалось. Мне кажется, нормально.

Для тех кто, у кого хорошая память.

На самом деле название не имеет значения. Оно волнует только первое время. А потом как-то растворяется. Образно говоря, Etro и Etro — ладно. Я когда первый раз увидел название Zara, меня оно вообще как-то шокировало, подумал: «Фигня какая-то». Тот же самое Ermenegildo Zegna. Непросто ведь, да?

Да, я тоже сначала не выговаривала.

Но это же имя и фамилия. Что поделаешь, по-другому он же не может себя назвать. Наверное.

Наверное. Просто они очень любят в Италии называться своими именами и фамилиями. У них семейственность.

Семья, да. 300 лет в одном доме под одним деревом.

Скажите, а в какой момент у вас появились с Запада заказы?

Только сейчас, мы выставились в Европе в Studio Zeta.

Это самый известный шоу-рум Милана. Заказы обеспечены. Давайте теперь про историю. Я проследила такую последовательность в развитии вашего бренда: сначала вы сделали магазин, а потом фэшн-шоу. Правильно?

Нет, сначала я подумал, что надо поучаствовать в каких-то конкурсах. Я думал, что это поможет в решении вопросов с чиновниками. Может, какую площадь для лаборатории дадут.

Что за конкурсы?

Ну, был конкурс мэра Москвы, потом «Покупайте российское». В двух конкурсах я участвовал. Главный приз получил. Грамоту и вазу. В нашей же стране по-другому нельзя, нужно было пробить. Затем мы участвовали в Volvo Fashion Week, после Volvo уже открыли магазин.

А для чего эти конкурсы?

Не знаю. Еще полезней Союз дизайнеров России, там дают площадь какую-то. Но я как-то не обращался туда пока.

Союз дизайнеров России? Надо посмотреть, кто там числится.

Наверное, великие мастера. Все-таки площадь — вещь такая. Аренда в Москве и в Берлине — разные вещи.

Понятно. А для меня большая загадка, зачем вашей марке нужны показы.

Привлечь внимание надо было. Мы теперь отказались участвовать в неделях моды, но показ будет — 8 апреля в театре Ермоловой. Олег Меньшиков по дружбе пустил.

Вы дружите?

Ну, дружба — это когда вместе на кухне с бутылкой коньяка. Нет, такого нет. Но он с первого дня в нашем магазине. У всех есть свои легенды. Для кого-то Джабраилов делает легенду, для кого-то Лепс. У нас много других клиентов еще есть. Есть герои России. Много байкеров, хороших ребят. Мужчины взрослые, но нормальные. Аудитория у нас разная. Если честно, то много артистов — сериальных, театральных, много архитекторов, креативный класс.

Как так вышло, что ваш логотип и магазин не выглядят, как будто их сделали в России? Многим кажется, что это комплимент.

А мне нет. Смотрите, вот планета Земля. Что такое мода русская, немецкая, итальянская?

Конкретные люди, которые заняты в этой индустрии, которые производят одежду.

У нас индустрии нет. У нас нет легкой промышленности. Нет министра легкой промышленности. Есть что-то непонятное.

А вы наблюдаете как-то за этой ситуацией в России? Что меняется?

Конечно. Теперь все приходится везти из-за границы. Дорогих ниток нет, клеев. Мы фурнитуру разрабатываем в Швейцарии. Молнии покупаем в Японии.

А что случилось?

Китай. А я с китайцами принципиально не работаю.

Я не совсем про это спрашивала. Меня отсутствие индустрии моды у нас интересует. По-вашему, за последние 15 лет какие изменения произошли?

У нас ситуация простая. В России не такие богатые люди, как кажется по количеству дорогих машин. В реальности люди почти не покупают дорогую одежду. Поэтому сюда привозят так много дешевого ширпотреба. Плюс почти у всех скромное образование — преподают ужасно. Есть молодежь, она что-то пытается сделать. Но пока это не сложилось в индустрию. А чтобы была индустрия, нужно 300 лет прожить под одним деревом, с одной семьей, передавать все знания от одного другому и быть уверенным, что завтра все будет хорошо. У нас в стране все сделали, чтобы так не было. А вообще, думаю, получится вот как: русские дизайнеры будут выставляться в европейских шоу-румах, и туда за их вещами будут приходить русские байеры. Так постепенно продажи и наладятся.

Ну вы же зачем-то открыли свой магазин именно здесь?

Конечно. А где же еще?

Значит, вам не все равно, что здесь будет происходить.

Правильно. Просто годы должны пройти. Это как природа сама лечит. Вот деревни оставить, через 100 лет приехать, и там будет лес. То же самое здесь. Когда следы коммунизма уйдут отсюда, тогда все постепенно наладится. 1990-е годы же прошли, 2000-е прошли. Сейчас люди чуть-чуть другие. Стали пропускать пешеходов. Все такие скромные. Все хорошо. Более или менее интеллигентно. Мода стала улыбаться. А раньше все хмурые были. В другой город приедешь — все хмурые, а в Москве уже как-то по-другому.

 

 

Lookbook SS 2013

 

А вот в одном интервью вы сказали, что давным-давно, когда вы делали одежду для ЦУМа и ГУМа, вы ее продавали под видом иностранной. Понятно, что раньше люди вообще не очень понимали, что такое русская марка.

В последние годы это меняется.

А кто для вас из русских дизайнеров заметен?

Я, если честно, вообще не слежу ни за какими дизайнерами.

А слово «мода» что для вас значит?

Моду надо забыть как таковую. Быть модным — значит проиграть кому-нибудь заранее. Смысл какой? Нужно быть собой и чувствовать то, что есть. Ты хватаешь там, хватаешь здесь. Нельзя подстраиваться под кого-то, нужно подстраиваться под себя. Надо чувствовать, жить сегодняшним днем. Ты сегодня живешь — ты модный. Ты чувствуешь сегодняшний день. Ты чувствуешь информацию, ты впитываешь. Новую книжку прочитал, кино какое посмотрел, в ресторан сходил. Ты не сможешь, как ни захочешь, купить что-то другое, ты купишь автоматически то, что тебе подскажет твой мир.

Наверное, это более или менее все мои вопросы.

Может, какую-нибудь изюминку под конец?

Вроде «что у вас в кармане?»

Что в кармане? Даже не знаю, что ответить. Наверное, ничего. А по поводу индустрии нашей, это больной вопрос.

Конечно, для всех, кто в ней задействован, это больной вопрос. Но вокруг очень много молодых людей, которые верят в то, что все изменится к лучшему.

В какой-то момент и мне логично было уехать. Если это была группа в старших классах, то думал: сейчас все здесь руку набьем, потом тур, и уедем отсюда навсегда. У меня в принципе некоторые знакомые так и сделали.

И как сложилась их судьба?

Да нормально, отлично. Живут.

И что они там играют? Они известные?

Ну, среди моих знакомых никто не играет сейчас. Занимаются продюсерством, возят сюда каких-то неинтересных для меня звезд. Они свой выбор сделали. А я попал в армию, потому что не поступил в текстильный институт. Но я в армии продолжал рисовать. А после армии сразу открыл секонд-хенд американский, что мне очень сильно помогло в плане развития. Я все руками перебирал — тысячи и тысячи пар джинсов. Потом как-то уже захотелось что-то свое здесь. Смотришь на джинсы и думаешь: «Да я и сам не хуже сделаю». И сделал. Тогда появились магазины вроде «Бульдога». На Смоленке был классный магазин. Я стал производить что-то в Болгарии, что-то в России. Свалить уже и не думал. А потом семья. Вообще, там не всем хорошо. Разговариваешь с теми, кто переехал, а они скучают.

Они зато на велосипеде на работу ездят.

Да. Бег, велосипеды — это моя мечта.

Фото (портрет): Карина Гафиатуллина